Варвара Клюева - Ave, Caesar! [= Аве, Цезарь!]
Хотя, говоря по совести, эта его неожиданно проснувшаяся тяга к опеке нелепа и даже вредна. Ни ему, ни самой Соне ничего хорошего она не принесет. Шансов у девчонки никаких. Днем раньше, днем позже, но ее все равно убьют. В каком-то смысле, чем раньше, тем лучше. Меньше настрадается. Ведь по сути он ничего не сможет изменить, разве что встать между ней и убийцей и умереть первым. Но это жестоко — привязать девочку к себе, а потом погибнуть. Ну зачем он поддался дурацкому порыву?
Впрочем, дурацкие порывы — его фирменное клеймо. И не только порывы. Даже взвешенные его решения в итоге оказывались ошибочными. Говорят, каждый человек обязательно обладает каким-нибудь талантом. Василий знал за собой только один: совершать ошибки. Он так и называл себя мысленно — гений неверных решений.
Началось это еще в раннем детстве. Василий жил в Тушино, и окна их дома выходили на Тушинский аэродром. Мать говорила, что его с двухлетнего возраста невозможно было оторвать от окна — он стоял на подоконнике целыми днями, как приклеенный, а к пяти годам уже твердо знал, что станет летчиком. К десяти знал о самолетах все, что только может разузнать мальчишка.
Но в восьмом классе у него обнаружили близорукость. Это означало, что дорога в летное училище для него закрыта. Никому не ведомо, как тяжело пережил он эту новость. Другие профессии его совершенно не привлекали. Жизнь стала казаться жестокой и бессмысленной. Правда, к выпускному классу ему все-таки удалось как-то справиться с разочарованием. Пусть ему не дано летать, зато он может конструировать самолеты. И Василий принял решение поступать в МАИ.
Институт он закончил в девяносто втором. Трудно представить себе более неудачный год для молодого самолетостроителя. КБ закрывались десятками. А те, что не закрылись, отправляли своих работников в бессрочный отпуск без сохранения содержания и сдавали освободившиеся площади новоявленным негоциантам, которым инженеры не требовались.
Но нужно было как-то жить. Василий увлекся дзен-буддизмом, устроился слесарем в автосервис, а чтобы не растерять специальных знаний и навыков, подрядился писать и чертить курсовые работы для студентов своей альма-матер.
Ожидание перемен длилось два года. А потом в дешевой кафешке, куда забежал перекусить в обеденный перерыв, он встретил свою будущую жену. Девушка, присевшая за его столик, была неправдоподобно, фантастически красива. Точеный нос, идеальные дуги тонких темных бровей, а глаза… Василий даже не предполагал, что они бывают такой глубокой, такой интенсивной синевы.
То, что произошло дальше, Василий мог объяснить только своим шоком. Он до сих пор не понимает, какая сила заставила его тогда, в кафе, обратиться к прекрасной незнакомке. Ведь он был уверен, что девушка решительно отошьет его или даже встанет и уйдет. Но она улыбнулась и вступила в разговор…
После того как Лариса согласилась стать его женой, Василий поставил на самолетах крест. Бриллианту, который вложила ему в руку шальная фортуна, требовалась дорогая оправа. Иными словами, красавицу жену нужно было достойно содержать. И Василий с двухлетним опозданием принял предложение институтского друга, затеявшего торговый бизнес. Спустя пять лет, наполненных тяжелой, суетной, нелюбимой работой, он понял, что его брак оказался ошибкой. Наверное, тогда еще не поздно было все поправить — развестись, найти работу по специальности, но дурацкая гордость нашептывала, что мужчина должен нести ответственность за свои поступки, пускай даже ошибочные. И он продолжал тянуть ненавистную лямку, находя утешение в редких вылазках на природу, и, как мог, поддерживал угасающий вкус к жизни.
До тех самых пор, пока не совершил очередную ошибку, которая привела его на этот остров. После нее вкус к жизни отбился окончательно. И это благо — в сложившихся-то обстоятельствах. Достойно уйти из жизни — единственное, что ему осталось. Так какого черта он пытается принять на себя ответственность за эту девочку?
К тому времени как Соня, заспанная и растрепанная, со сбившейся к виску видеокамерой, вылезла из палатки, Василий уже настроился на решительный разговор. Он должен признаться девушке, что в его планы входит умереть как можно скорее. Но она улыбнулась ему так смущенно и радостно, с такой благодарностью и доверчивостью, что у него просто не хватило духу ее разочаровать. Он лишь грубовато попросил Соню поспешить с утренними процедурами, чтобы пораньше добраться до «скалы советов».
— Я еще успею подремать до начала собрания. Там мне будет гораздо комфортнее, — объяснил он. — Во-первых, не нужно следить за временем, во-вторых, открытое пространство практически исключает вероятность того, что к нам незаметно подкрадется киллер.
Но подремать ему так и не удалось. Когда они добрались до шатра, там уже сидели Мадонна и Джокер — бледные, жалкие, с дикими глазами.
— Марго убили, — без предисловий сообщил Джокер. — Перерезали горло ночью, когда она дежурила. Вы не против пойти туда со мной? — спросил он Василия. — Мы прикрыли тело клеенкой, но мне все равно не хочется оставлять ее надолго…
Василий кашлянул и выразительно показал глазами на Соню и Мадонну, имея в виду, что после вчерашнего судебного заседания им нежелательно оставаться наедине. Но Джокер намека не понял.
— Так вы сходите со мной?
— Я бы подождал кого-нибудь еще, — смущенно пробормотал Василий. — Не стоит бросать здесь девушек одних.
Джокер удивленно посмотрел на него.
— Ах да! Второй киллер… Я не подумал. Но… может быть, тогда сходим все вместе? — он умоляюще посмотрел на Мадонну и Соню.
Соня — потрясенная, испуганная — нашла в себе силы кивнуть. Мадонна помотала головой.
— Не пойду. Я уже натерпелась этого ужаса. Идите, коли хотите. Киллера я не боюсь, — и она выложила на стол пистолет.
Они уже подошли к нужной тропе вниз, когда на плато с другой стороны от шатра поднялся Иеремия. Увидев его, Джокер неожиданно передумал.
— Ладно, чего уж там, давайте подождем Жанну.
И они вернулись в шатер.
Жанна поднялась к общему лагерю почти в одиннадцать, и Василий объявил, что они не успеют осмотреть место убийства и вернуться к началу обязательного заседания в двенадцать.
Жанна мысленно выругала себя за неудачно выбранное время появления. Помимо всего прочего, тягостное тоскливое ожидание действовало ей на нервы, хотя, вообще-то, на нервы она никогда не жаловалась. Слабые нервы — удел баловней судьбы, счастливиц, которые не знают более суровых испытаний, чем испорченная прическа. Для тех же, кто находится с судьбой в состоянии непрерывной войны, слабые нервы — непозволительная роскошь.
В разговор никто из пятерых, сидящих за столом, вступать явно не желал. Оставалось только сидеть и гадать, кто из них киллер. Но с тем же успехом можно гадать на кофейной гуще, потому что выражения лиц и позы товарищей по несчастью Жанне ни о чем не говорили. Василий привычно ушел в себя. Мадонна прикорнула, уткнувшись лбом в руки. Иеремия сидел, как истукан, вперив взор в пространство. Джокер, вопреки обыкновению, не улыбался и не пытался острить, но поди пойми, что это означает. Соня, как всегда, испугана и несчастна. Хотя… Нет, пожалуй, не как всегда. Что-то новенькое появилось в этих круглых шоколадных глазках. Как бы понять, что именно?
И вдруг в памяти всплыли строчки Окуджавы:
Надежды маленький оркестрикПод управлением любви.
В первую минуту Жанна решила, что подсознание сыграло с ней глупую шутку. Какой оркестрик? Какая любовь? Но, посмотрев еще раз на девушку, она поняла, что именно изменилось в Соне. Из вечно испуганного взгляда ушло тупое смирение. Девушка по-прежнему боялась, но боялась иначе: в ее страхе появился протест. Похоже, она нашла в себе нечто, ради чего стоит жить. Господи, неужто девочка действительно влюбилась? Когда же она успела? И в кого? Ладно, над этим не стоит ломать голову: рано или поздно Соня обязательно себя выдаст. А пока нужно разобраться с другими игроками. И Жанна испытующе посмотрела на Василия.
При взгляде на него на ум пришли строки из любимого Омара Хайяма, но стихи больше говорили о характере Василия, чем о его игровом статусе. То же повторилось с Иеремией и Джокером. И только разглядывание Мадонны принесло неожиданный результат. «Мне жизнь глядит в глаза и пятится от страха…» Неужели это ответ? Мадонна — киллер?
— Двенадцать, — объявил Василий, вторгаясь в мысли Жанны. — У кого-нибудь есть желание сменить меня на должности спикера? Нет? Тогда объявляю заседание открытым и сразу же вношу предложение сделать перерыв для прояснения обстоятельств гибели Марго, которую, по свидетельству Джокера и Мадонны, убили минувшей ночью. Кто за, прошу поднять руки.
Расследование
